Ты был самым лучшим. Ты был самым дедом. Любил нас сильней, чем водится.
И мы на каникулы каждое лето стремились в деревню. С гордостью
Ты всем говорил: «Вот мои… К нам надолго…» — трепав нам хвосты и челочки.
А мы — ну, а сколько с нас было-то толку? — вокруг тебя вились пчелами.
А как провожал нас — так слезы сияли в глазах твоих. Был невесел ты.
Но это всё после. Пока же нас ждали счастливых три долгих месяца.
Мы внучками были железной дороги, нам запах мазута в радость был.
И рельсы, и шпалы, и сбитые ноги — знакомы. А как мы с жадностью
Глотали все звуки: и ночью, и утром, — что где-то вооон там, из рупора.
Нам все машинисты сигналили. Глупо? Да, мы им махали, — глупые.
А как мы любили сидеть за забором, вагоны считать товарные!
Вокруг ни души: далеко ведь от дома. Казалось: большииие, вааажные.
Когда ты ходил на работу на сутки, мы ждали: придешь с гостинцами.
Уррра! Рафинад вот! «Коровка»! И булки! — и мы с озорными лицами.
Мы были детьми. Лет по десять-двенадцать. О смерти могли ли зна’ть тогда?
…Спустя много лет я — не в силах прощаться — одна не была на проводах.
…Пока ж мы встречать тебя так — не разбиться б! -
Летим сквозь кусты репейника…
Не надо мне сниться. Когда ты мне снишься,
Я чувствую, что н и ч е й н, а я.