и когда он её оборвёт на полстрочки,
прошепчет что-то вроде:
«прекрати, не могу слушать это нытьё»,
она рассыплется на кусочки,
сузит зрачки и расставит точки,
рассмеётся и скажет:
«враньё,
всё враньё, даже ты — моя тайна,
придуманный мальчик с обложки,
бог гитары, стихов и патетичных жестов,
у меня девять жизней, как у заправской кошки,
у тебя одна, и та никакая,
насколько мне стало известно,
мне тебя жаль, мой мальчик,
но я тебя извлеку осколком,
заменю каким-нибудь суррогатом,
а потом буду выть — раненым зверем и одиноким волком,
рифмовать невпопад и грязно ругаться матом,
ты не думай, что я без тебя — не смогу, не выдюжу,
не найду заменитель,
не обнаружу другое тепло,
я сама своего тепла — хозяин — один носитель,
а все эти «полюбила навек» — самой же себе назло."
и когда он её опять оборвёт, прикроет ей рот ладонью,
что-то в ней треснет и прольётся из глаз солёным хмельным теплом…
и она потом ещё пару лет будет жить со своей любовью,
но одна,
потому что совсем не умеет любить вдвоём.