Друзья спрашивают, как рождаются мои рассказы? И я отвечаю — «Бог его знает». Вернее, так — «только Бог и знает». Потому что не могу сказать, ни откуда появляются мои герои и кто они; ни почему разговаривают так, а не иначе; ни для чего они совершают те или иные поступки. Я совсем ничего о них не знаю.
Более того, часто, когда начинаю писать, я даже не представляю, чем закончится рассказ и, вообще, о чем он будет. Вроде появляется идея, затем разворачивается в сюжет, а в один момент, бац, все меняется и возникает совсем другая история.
И все это происходит без моего желания и ведома — как-то само по себе, как если бы кто-то решал за меня и говорил — «А вот теперь давай напишем так!».
Но должен признать, процесс этот мне чертовски нравится и приятен, а потому периодически продолжаю писать-писать, а потом снова писать, причем даже без мысли издаться когда-нибудь. Говорят, это и есть графомания. Возможно.
Кстати, не ведаю, как у других графоманов, а у меня зарождение историй происходит по-разному. Одни сюжеты возникают после просмотра фильма или услышанной песни — так, например, появились заметки «Когда мужчинам плакать можно», «Думаете, он поменяется?», «Я справлюсь» (полистайте мою страницу).
Другие — это реальные случаи из моей жизни (заметки про бассейн, про тампоны, про яблоки).
А очень часто в голову просто приходит какая-то интересная, на мой взгляд, фраза, порой, как мне кажется, гениальная, я начинаю развивать ее, и зарождается некая история.
Приведу несколько фраз, приснившихся мне и давших жизнь некоторым моим рассказам и заметкам (которые, кстати, вы можете найти здесь в моих публикациях):
• «После того, как они закончили заниматься любовью, она с грустью подумала — «Пчелки, и те дольше опыляют цветочки». («Вы старше моего папы и чуть моложе моего дедушки»)
• «Она умерла в тот же день, когда родилась». («Подкова»)
• «В слезах мужчин столько щемящей боли и удивительной нежности, что это невозможно выразить словами, потому что слов таких для мужчин еще не придумали. Именно поэтому, мужчины и плачут молча». («Когда мужчинам плакать можно»).
Вот и на днях в очередной раз проснулся ночью от того, что в спящей голове моей активно зашевелилась рифма, которая часа два не давала заснуть, настойчиво требуя сделать из нее стихотворение. К утру я сдался, и вот что получилось. Понимаю, что на грани (писал-то спросонья), тем не менее:
ОНА — Я так люблю пузатеньких и лысых,
От низеньких я млею, принимая лесть.
И даже небольшие их свистульки —
Не повод горевать.
Но только, если деньги есть.
ОН — Меня ж влечет любовь четвертого размера
И метр семьдесят высоких стройных чувств,
И даже разум шестьдесят на девяносто…
Все нравится в тебе.
Вот только кошелек мой пуст.
А это недавно придуманная фраза для еще ненаписанного рассказа:
«ПРИ ВСЕЙ КАЖУЩЕЙСЯ ЖЕСТКОСТИ ЕЕ ХАРАКТЕРА
ОНА БЫЛА УДИВИТЕЛЬНО МЯГКОЙ НА ОЩУПЬ ДЕВУШКОЙ».
Забавно, не правда ли? Ну, ведь гениально же! Я, например, смеялся от души. Я бы и далее восторгался собой, если бы не набрел в интернете на следующее высказывание:
«Графомания — это психиатрический термин, подразумевающий болезненную страсть к написанию текстов. Его (графомана) произведения кажутся ему гениальными, более того, он совершенно искренне в это верит.
Как и любой психиатрический больной он не может разглядеть у себя признаков болезни. Именно поэтому графоманы крайне болезненно воспринимают критические высказывания относительно их творчества».
О как! Оказывается, я болен, душевно болен. Неожиданно. Аж, взгрустнулось. Но особенно я расстроился, прочитав, что «графоманические тенденции нередки у сутяжных психопатов». Как вам это?! «Сутяжных психопатов!»
Все, завтра же бегом к психиатру!
Вот только допишу рассказ о «мягкой на ощупь девушке»…
И, пожалуйста, не критикуйте меня. Уж дюже ранимый я, оказывается.