Я писатель. Начал писать с четырнадцати лет. Первой фразой, которую я написал, была строчка «Я убил человека». Это было признание двойника Раскольникова, которого я хотел изобразить более рефлективным, чем у Достоевского.
Потом я стал вести литературный дневник, собирая в нем материалы для своих будущих романов, а про фразу «Я убил человека» — забыл.
А через десять лет я убирался у себя в ящиках и, обнаружив бумажку с надписью «я убил человека», решил, что это кто-то подделал мой почерк и что это какой-то бред и сразу же забыл опять про это недоразумение.
Но еще через восемь лет я сочинял миниатюрки и у меня возникла фраза:
«Робот убил человека.» Тут я сразу вспомнил, что подобная мысль у меня была в четырнадцать лет, когда я подражал Раскольникову. Я засмеялся, что сразу не вспомнил, но публиковать эту идею не стал, а вдруг «правда» подумают, что я от первого лица убил человека. А еще через восемь лет я вдруг решил опубликовать свою первую фразу «Я убил человека». Но редактор меня поправил. Редактор дописал мою фразу так:
«Убивая в себе раба, я убил человека, а раб остался.»
Я опубликовал тот вариант, который предложил мне редактор.
А еще через четыре года я случайно обнаружил, что я находился на «детекторе лжи» и редактор «специально» начал фразу с «убивая». Редактор хотел оформить так, якобы я маньяк и я убивал, хотя моя первая строчка «Я убил человека» была написана по «Преступлению и наказанию» Достоевского. Но редактор захотел меня переиграть и намекал, что я правда маньяк.
Я долго смеялся, что я уличил редактора в ложных обвинениях.
С тех пор, продолжаю тему Достоевщины и смеюсь над незадачливыми редакторами, которые из лирического героя хотели сделать реального маньяка.