В моей системе координат: cигара, танго, поёт Гардель;
заря вечерняя, в цвет вина, утрачен сон и отсчёт недель.
На дне стакана тоска горчит… И ты, и лето ушли в закат.
Для одиночества нет причин, от расставания нет лекарств.
Того, что будет не обогнать, того, что было не изменить.
У нашей гордости — два окна, у нашей крепости — три стены…
Мы разбежались, сойдясь на том, что жизнь — игра и любовь — игра.
Темнеет рано над октябрём, кренятся тучи под лунным бра,
углы у неба заострены, а ночь тягчайша, как монолит…
И коль друг другу мы не важны, какого чёрта еще болит?
Поёт все лучше креольский дрозд… Рассвет сжигает подол гардин.
Разносит ветер остатки гнёзд… Я — меж «вернись"и «не приходи».
«Por una …"(танго)… И тишина… Уже ни скачек, ни лошадей.
В моей системе координат настало утро. Умолк Гардель…

…Нам не то чтоб иначе пелось, дышалось легче.
Переполнен рюкзак, гитара, пиджак клетчат.
И не нас пожирал город, а мы — город,
электрички ловили нас, несли в горы.
И костры были ярче, выше, вино — слаще,
Дружба, что называется — настоящей.
И не реки впадали в моря, а моря в небо,
нам не стыдно было быть наивными и нелепыми.
Мы узнали потом, что путь не бывает лёгким,
и что чайка стройна в полёте, и лишь в полёте.
Как мы верно любили, как боязно отпускали…
Возвращается по тем временам скука ли, тоска ли.
Возвращается снова время дурацких очков и цветастых блузок.
Возвращается. Только мы не те … И круг бесконечно узок.
… показать весь текст …

Пытаешься забыть: дыханий залп
и окна, что выходят на вокзал,
где старый поезд медленно змеёй
который год по графику вползает;
опущенных небес густую синь,
трёхзначный номер местного такси,
в котором нервно куришь сам не свой…
Но стоит посмотреть в её глаза, и
ты понимаешь — здесь и есть перрон,
воздвигнутый не камнем, а пером,
отельный кров, прокуренная мгла,
покрытая знакомыми духами;
картонный, чуть изогнутый стакан
с дешёвым кофе… «ну пока…», плацкарт,
… показать весь текст …