Здравствуй, звезда, и на многие-многие лета!
Ветром попутным к тебе неустанно лечу я.
Холодно, тёмно в пути, бесконечность свирепа,
Здешнее время, совсем, ну совсем не врачует.

Впрочем, не жалуюсь — сердце зато из металла.
Что ещё нужно для жизни комете не старой?!
Чуточку страсти, тепла — и уже засверкала.
Жди, дорогая, вселенной обласкана, здравствуй.

Вижу, я вижу тебя — живоносную деву..
Светом попутным лечу — пролетаю туманность.
Только дождись, опаляясь дыханием древним.
… Здравствуй, родная, до встречи полвечности — малость!

И когда неизбежность тобой овладеет от скуки…
Что бесстрашие ей? А на смех и «угу»!
Полетишь надо мною, раскинувши белые руки,
Так, как я никогда… никогда не смогу.

Не смогу, захотев. Не смогу, от себя убегая.
Не смогу, умерев и явившись по-новой не здесь.
Не смогу, если скажут — Дарю небеса, дорогая!
Я наверное знаю, что это великая месть.

Было б проще всего из божественных мыслей родиться
Вот такой же невзрачной, податливой и
То корабликом плыть, то парить самолетиком-птицей…
То забыться стихом, то сгореть безвозвратно в любви…

Слишком уж много гениев на единицу времени,
Чуточку бы ослабили, чуточку бы поменее…
Мыслимо?! — реки бурные в небо текут. В насмешку ли
Каждому. Всем и каждому… Только за то, что здешние.
Гений хорош-то — штучностью. Звучным, нежданным случаем.
Чтобы сказали: — Вот оно, вырвалось вдруг. И мучает.
Передавали: — Мучаясь, он появился, бешеный,
Странный, бездонный… Кто ещё сможет вот так — навешает
Максимум вдохновения?! Славы без меры — гению!
И за любовь народную выдать, покруче, премию!
Только мечты-напраслины снова надрывно плакали —
Слишком уж много гениев на единицу пахарей.