Дни всё короче. Пространство всё прозрачней…
Кажется, любой предмет теперь можно пройти насквозь. Свет такой пронзительный и почти ирреальный, как на снимках Рариндры Пракарсы.
Кроны больших деревьев всё больше становится похожими на лоскутное одеяло. Чувствуешь, как и тебя осень латает — так же надёжно, легко и почти безболезненно.
Палитра меняется неспешно, осторожными мазками. Чуть больше резкости и контраста, чуть мягче и приглушённее тона.
Замечаешь, что даже сны становятся цвета сепии.
Сумерки густеют незаметно, как черничное варенье на медленном огне. Проснёшься ночью, сядешь в постели, и кажется, что тьма вот-вот выдавит стёкла, вольётся в комнату, и ты утонешь в ней, словно в чернилах…
Простые вещи уже не выходят из моды: мятный чай, запах яблочной шарлотки, вкус спелого инжира, утренний поцелуй, вечерняя прохлада…
Жизнь, ничего, кроме жизни.
Лето уходит быстро, не оглядываясь, как сбежавший любовник, как предрассветный сон. Вот оно завернуло за угол, вот мелькнуло в конце улицы, отразилось в зеркальных витринах, обдало последним теплом…
Я пью свой утренний кофе и думаю о том, что в этой красоте увядания нет никакого трагизма, никакого отчаяния. Только свет и печаль, свет и печаль…
В этом распадающемся пазле ещё можно различить самые яркие картинки сезона, самые радостные, самые памятные. Но время уже прошлось по ним своими тонкими ножницами, отсекло лишнее, разделило случайное, наметило контуры будущего внутреннего гербария…
Усталость иной раз кажется неодолимой. Случаются дни, когда не хочется вставать с постели. Любое усилие даётся с трудом. Предательская слабость, как репетиция будущих холодов: мягкий плед, горячее питьё, легкомысленное кино. Все атрибуты глубокой осени. Мы входим в неё осторожно, по щиколотку, по колено, по пояс. Скоро город накроют затяжные дожди, и мы поплывём, большие неповоротливые рыбы, каждый к своему персональному северному полюсу. Сил нам и благоразумия…