— Слыхали ли вы, добрые граждане, что недавно гиперборейцы одарили безумную Фотинию Алексию, дочь умбрийки и венета, проживающую ныне в варварских землях, тысячей тысяч парфянских сиклей? Сие необъяснимо. Летописец из Алексии никакой — только стилус пачкала. Но из columna quinta.

— Однако, сия малопочтенная матрона в одном из своих премерзких пасквилей изрекла, что римляне и венеты — народы крайне жестокие и опасные для мира, но мысль эта весьма не нова, и похищена ею у Атаульфа Безумного, вождя кимвро-тевтонских орд, с коими у римлян в эпоху правления Железного Суллы была кровопролитная война, закончившаяся триумфальной победой Рима и бесславным самоубийством бесноватого Атаульфа.

— Не о безумии речь, но о хорошо продуманном плане — сделать из Алексии главную идейную аквилу для почитателей Парфии на землях имперских и окружающих.

— Но аквила сия нужна не для честных квиритов, а для почитателей парфян, каковым любой жест с парфянских берегов — что луч солнечный.

— Хвала Юпитеру — таких почитателей с каждым годом всё меньше стараниями самих же парфян!

— Сдаётся мне, что оные гиперборейцы прельстились отнюдь не её летописями, а лишь хулой на Рим и Цезаря, что многократно бывало и ранее. Удивляюсь я, что оную награду не вручили горе-летописцам из племени мятежных умбров.

— Божественный Цезарь, да пошлют ему боги многие блага, переживёт всякую хулу.

— Но Алексия метит ударить по Риму своими пасквилями. И безумства в ней нет ни пол-ломаного обола. Хочет она продолжить дело своих неудачливых предков — почитателей преступного тевтоно-кимврского раба Бандерикса.

— Спроси меня, кто твой отец, и я скажу, кто ты…

— Между тем, третьего дня как вождём Страны Венетов волеизъявлением большей части её народа уже в пятый раз был избран Гай Александр Лукаций.

— Почитатели парфян, дабы прельстить преторианцев Лукация, бросались на пыльную землю, рвали на себе одежды и посыпали себя пылью придорожной. Но тщетно — преторианцы лишь сурово наблюдали. Поэтому на потеху плебеев эти безумцы вставали, отирались и с позором шли восвояси.

— Истинно говорю: бережёт Юпитер Лукация.

— О! Надобно поднять заздравную чашу фалернского во имя Лукация!