Я думал раньше, что сказки — это волшебный мир под рукой поэта, пираты, гоблины и скелеты, чужие тайны во тьме веков,
Мечтал о Ехо, о Средиземье, о странах, башнях, мирах подземных, о карте, двери, волшебном зелье, что унесёт тебя далеко…
…А сказка — это путём окольным наткнуться на невесомый Смольный, и рокот призрачной колокольни вокруг танцует, поёт, бежит;
Солёным ветром, мечтою ранней нестись меж морем, теплом, горами, тогда окажется лучше Нарний лукавый утренний Геленджик.
Когда в сомнений и страхов тине ты заползаешь на свой квартирник, а люди — дивные, как с картины, и в мыслях только — «читай», «живи»,
Когда за книгой, плацкартным чаем, летишь обратно бродягой-чайкой, и вдруг приходит: «Скорей. Скучаю.» от самой старой твоей любви.
Когда под жарким июльским солнцем играешь в «ладушки» ты с японцем, а он мухлюет, вопит, смеётся, бежим и прячемся от дождя,
Когда друзья, что по разным странам, звонками рвут паутину станций, и это очень тепло и странно — в кого-то верить, кого-то ждать.
Ведь сказка — это не гул заклятий, не томный блеск королевских платий, не монстр в недрах твоей кровати, не фея с тыквой, не кучер-мышь,
Любое чудо — живое, дышит, оно в глазах, километрах, крышах, оно тем больше, сильнее, выше, чем ты охотней его творишь
Любое чудо — не в тюрьмах книжных, оно снаружи, оно подвижно, с ним мир — поверишь ли, удивишься — на нитку соткан из лучших мест.
Иди вперёд, сочиняй, надейся, живи мгновеньем, мечтою, песней, и дверь, зелёная, как у Уэллса — представь! — окажется в твой подъезд.