Мы отрекались от иных
/ заметь: не «ради», а «во имя» /
и проклинаемые ими, себя ввергали в новый стих
водоворотом свежих рифм,
ещё не знающих порока…
Садились в поезд одиноко, газетой столик застелив…
…
Мы изменяли городам, оставшись верными вокзалам…
А значит, что-то устояло /внутри/… хоть воз и ныне там…
Куда себя не загони,
в какие рамки поднебесья —
душа кровит привычной песней — всё тем же стоном о любви…
А время?
Время, хоть убей, влюблённых в принципе не лечит —
ложится опытом на плечи, отнюдь не делая мудрей…
…
Как встарь,
в нетопленом купе прирос к окну безусый Вронский…
Я жду его с отмёрзшим носом
у привокзального кафе.
Мобильник тщетно ловит сеть / дань современному роману/
Во мне живут две разных Анны — какую выберешь, ответь?
…
Одной не терпится давно разлить подсолнечное масло…
Запомни:
Аннушка опасна!
С ней всё уже предрешено…
Другая, выскользнув из рук, сама готова лечь на рельсы…
Эй, Берлиоз, и не надейся,
что повторишь свой глупый трюк!
…
Подвинься, слышь-ка, голубок…/трамваев что ли не хватает?!/
— Мадам, Ваш поезд прибывает…
И прибывает точно в срок…
А Вронский дышит на стекло заиндевевшего окошка,
с улыбкой машет мне ладошкой
прогнозам горестным на зло…
…
Судьба!
Карениной пошли хотя бы каплю позитива…
Одним гудком локомотива её любви не опошлИ…