Почти каждое утро я встречаю её в автобусе.

Вернее, поначалу я её только слышала, когда на весь салон,
удручённый теснотой и пробками, раздавался вдруг непривычный рингтон с голосом Анны Герман:

«Одиииииин раз в год сааааааады цветут…»

Все вздрагивали и оборачивались — это у кого, ё-маё, сады цветут в семь утра неприветливой зимы?

И видели её — маленькую, слегка нелепую в своём зелёном картузе, салатовом пуховичке, стиляжных джинсах и жёлтых мальчишеских тимберлендах на шнурках, лет семидесяти, семьдесятипяти…

Она шустро выхватывала мобильник из сумочки и:

— Мишаня! Ау! Тут она я! И я… и я… я тоже тебя… тоже… тоже…
Мишань, ты у меня самый клёвый мужик! Клёвый-клёвый!
Я тебе там творожников сварганила, в полотенце завернула,
ты чайку подогрей и, смотри, не уходи голодным!
Как я? Супер! Погодка — класс!
Скольжу так, будто на катке еду! Сижу! Красота!
Все вокруг такие красивые, бодрые, весёлые! (хохот в салоне).

Чего вечером есть будем? Это, Мишань, ты давай сообрази сам.
А чего дашь, то и буду! Я — баба не гордая! А чего нет-то?
Завтра выходной — давай квакнем по паре стопариков!

Мужской голос в салоне:
— Слышала, ханжа?
Хохот.

— Ой, уже скучаю! Сильно! И я… и я… ты не задерживайся, ладно?
Ну, раз говорю — не задерживайся, значит, не пожалеешь!
Сразу несколько мужских голосов в салоне:
— Ээээээээх, чтоб я так жил!
Хохот.
— Целую, Мишань!

Чопорная старушка, восседающая рядом с моей героиней, будучи ей ровесницей по паспорту, но никак не по уровню молодости в душе, недовольно пожевала губами, и с неодобрением спросила:

— Молодожёны, что ли?

Женщина задорно вскинула нос и просто ответила:

— А то! Пятьдесят два года молодожёны, как один день!
Вот так.

Можно ведь? Можно! Как?
Просто! — жить радостью, созданной своими руками, мыслями и сердцем. Это и есть молодость.

А старой можно быть и в двадцать лет — убедиться в этом несложно.
Теперь каждое утро радуюсь, отыскав в салоне смешной зелёный картуз…)))