Тишина разлилась. Во тьме
очертаний не различить.
Лишь в окне догорает медь,
о гардину сломав лучи.
Мысль о том, что все хорошо
застревает в прошедшем дне,
превращается в порошок,
оседает во мне на дне.
Но пока она есть, пока
заведен ее механизм,
кровь пульсирует у виска,
гравитация тянет вниз.
Оттого и часы идут,
зашивая пространства шов,
оттого не гореть в аду
получается хорошо.
Геометрия ночи — круг,
поглощающий пустоту,
из которой, созрев к утру,
вырастает зевок во рту,
чтобы в медной гореть заре,
чтобы миром цветным стоять,
чтобы новою жизнью зреть
в очертаниях бытия.