Печальное время — родителей
старость
(Захочешь, не сможешь его
миновать),
Когда понимаешь, как мало
осталось
До… страшно подумать, не то, что сказать.
И с горькою болью, с немым
содроганьем
При каждой из встреч
отмечаешь в душе
Все новые меты — следы
увяданья,
Которых — увы! — не укроешь
уже…
Вдруг, как озаренье,
откроются взгляду
И тяжесть походки, и слабость руки,
И щедрая снежность
редеющих прядей,
Морщин паутинки, провалы —
виски…
И сердце защемит когтистое
бремя,
Захочется, впору, в отчаяньи
взвыть —
От стылого ветра, по имени
Время,
Собою прикрыть, заслонить,
защитить.
Я сам понимаю наивность
желанья,
У жизни для жизни не выпросишь дня…
Стоит моя мама — почти уже
тайна,
Стоит у окна, поджидая меня.
И я умоляю продлиться
мгновенья:
Пусть каждое будет не меньше, чем год!
Гляжу на окно в небывалом
волненьи!
Вон МАМА меня, непутевого,
ЖДЕТ…
Еще это можно — взлететь по ступеням,
Звонком растревожить
квартирный покой
И слушать за дверью шаги с нетерпеньем,
Старательно пряча букет за спиной.
Еще это можно — обнять на пороге,
Коснуться губами прохладной
щеки,
Букетик вручить, просто так,
без предлога:
«На, мама! Гляди, как свежи
лепестки!»
Увидеть, как живо она
захлопочет,
Себя ощутить, словно кум
королю,
Когда мне, не юному, скажет:
«Сыночек,
А ну-ка, пойдем, я тебя
покормлю».
Какое великое благо —
сыновство!
Его сознаешь в полной мере
тогда,
Когда подступает вплотную
сиротство,
И жарко задышит в затылок
беда.
И что тут не делай, а суть
неизбежна:
Так было, так будет во все
времена.
Смешались в душе
благородство и нежность,
Печаль и тревога, любовь и вина…
Гляжу на окно… В пальцах
стынет мимоза,
Как облачка клок, что упал с высоты…
И щиплют глаза позабытые
слезы,
И губы одно только шепчут:
«Прости!»