Знаешь, мама, я стала больше молчать, чем петь.
То ли голос прокурен, то ли мотив забыла.
Дальше некуда, мама, дочке твоей взрослеть.
Оттого —
и шагать — вполшага, и бить — вполсилы.
Знаешь, мама, а вроде так же искрится снег.
Детвора щебечет. И веет от ёлок чудом…
Мне в колени б твои — светлейший мой человек
(че-ло-ве-чек…) — носом. И в слёзы. Но я не буду.
Слышишь, мама, я, кажется (слышишь?) ещё стучу
Изнутри. Но уже не отбойным, а чем-то глуше.
Всё в дугу себя гну и в бараний себя кручу…
Постарайся, родная, пореже, пореже слушать…
Не сумеешь…
Мне впрочем только б вот этот дождь —
из души на время, усталость — из взгляда, ну и…
Знаешь, мама, ты никогда это не прочтёшь.
Слава Богу, я стала больше молчать…
Целую.